«Отелло» на чеченской сцене. Чеченский драматический театр им. Х. Нурадилова предложил свое прочтение шекспировского «Отелло» в постановке известного российского режиссера Романа Мархолиа. И покрытая нафталином классика стряхнула пыль веков и зазвучала современно, дерзко, по-новому глубоко.

Трагедия «Отелло», несмотря на простой, казалось бы, сюжет в основе которого бытовое убийство из ревности, представляет собой одно из самых сложных произведений У. Шекспира. Ведь в ее подтексте – философский аспект борьбы добра со злом, социальный аспект взаимоотношений человека и среды и, конечно, вечные темы: любви, дружбы, предательства, доверия, верности. Антагонистами в пьесе выступают Отелло (герой, идеалист, мечтатель) и Яго (мерзавец, циник и интриган). Образ Яго сгущается режиссером до полного олицетворения с дьяволом-искусителем. Это он находит в душах слабые места и манипулирует людьми, как шахматными фигурами, заставляя выполнять нужные ему ходы: Кассио, Родриго, Эмилия, Дездемона, Отелло – все они лишь марионетки в руках сил зла. Он сеет и взращивает зерна сомнений, провоцирует героев, разносит сплетни, клевещет, для его реплик на сцене используется кинематографический прием стоп-кадра, который подчеркивает, кто «режиссирует» разворачивающееся «действо»: все на секунды замирают, пока Яго выдает очередную порцию коварства, лжи и подлости. Его появление сопровождается рок-музыкой, пластика и голос актера Рамзана Умаева органично реализуют замысел – представить героя не просто «отрицательным персонажем», а исчадием ада, чертом в человеческом обличье. И фонари, которые порой держат в руках участники спектакля, символизируют не поиск света, а кромешную тьму, в которую с каждой минутой все более погружаются герои, находясь во власти бесовских увещеваний. Интересно, что в этом спектакле Отелло и Яго выступают антагонистами не только по своему духу, но и по психотипу. Яго экспрессивен, выразителен, ярок, в то время как Отелло уравновешен, спокоен, к чему зритель, в общем-то, не привык, ведь в нашем представлении сложился стереотип эдакого ревнивца, который убивает жену именно потому, что не может обуздать свой бурный темперамент и хладнокровно взглянуть на ситуацию, разобраться в ней. Артист Магомед Умаров внешне фактурен, но его герой очень сдержан в проявлении своих чувств. Порой кажется, что даже флегматичен. Это случайность? Недоработка? Или все же намеренная попытка отойти от сложившегося в течение столетий шаблона наивного ревнивца-мавра, готового вспыхнуть в любой момент. Нет, Отелло в этой версии находится в гармонии с собой, он влюблен, но не ослеплен, не случайно он говорит Дездемоне: «Люблю тебя, а если разлюблю – настанет хаос». В этом сила Зла и его победа – лишить человека основ его существования, разрушить изнутри даже сильную, уверенную в себе личность, растоптать любовь, гармонизирующую мир, породить хаос…

Создатели спектакля тяготеют к постмодернистской символике и авангардизму во многих проявлениях: цвет, звук, свет, различные сценографические находки (сценография В. Ковальчук) – все подчинено раскрытию авторской идеи борьбы света и тьмы и превосходства последней в том случае, когда люди, даже безупречные и благородные, теряют бдительность и начинают думать, что пассивное добро способно противостоять энергичному злу.

Слева на авансцене – античная колонна с крылатым конем, который является покровителем различных видов искусств – танца, поэзии, музыки… А что есть театр, если не синтез всех искусств. В то же время Пегас символизирует в древнегреческой мифологии невинность, жизнь и свет. Олицетворением этих качеств в трагедии является Дездемона. Полная жизни, искренняя, любящая, чистая, она оказывается жертвой злого рока. Актриса Мадина Пицуева – красивая, нежная и хрупкая внешне  – придала характеру своей героини несколько выразительных штрихов, которые позволят запомнить именно эту интерпретацию образа. Она по-детски восторженна, упряма, простодушна, кокетлива, даже взбалмошна, но это внешние черты ангела во плоти, которым движет сияние любви и который является полной противоположностью Яго. Ее судьба и жизнь становятся разменной монетой в руках вездесущего зла, выбирающего в качестве своей мишени душу Отелло и губящего ее. Из рук жено- и самоубийцы Отелло в зал скатываются, звеня и подпрыгивая, монеты… Что же движет Яго? Тщеславное желание добиться повышения по службе? Зависть к таланту военачальника Отелло, к его успеху в любви? Жажда мести за то, что предпочел возвысить другого или имел интрижку с Эмилией? Ненависть? Все это видимые импульсы его деяний, скрывающие истинное намерение дьявола – уничтожить красоту во всех ее проявлениях: любви, дружбе, верности… Концепция Р. Мархолиа вступает в диалог с набившей оскомину фразой Ф. Достоевского: «Красота спасет мир» – и практически опровергает ее, демонстрируя иллюзорность и тщетность наших извечных надежд.

Справа – фортепиано, к которому периодически подходят персонажи спектакля, играя на черно-белых клавишах жизни… «Жизнь – она гадальная, карточка игральная», – поет на пьяном шабаше матросов куртизанка Бьянка. Отелло вышел победителем в битве с турками и во многих других сражениях, но своего настоящего врага – змея, душащего его изнутри, преодолеть не сумел. Для Дездемоны красота Отелло – в его подвигах, для него же – в «горячности души» любимой. И тот, и другой тип красоты губит дьявол.

Подспудно звучит актуальная тема: сильные мира сего вершат его судьбы, на сцене спроецирована огромная карта: Кипр – Турция – Родос… Такие выдающиеся полководцы, как Отелло, или простые матросы, не осознавая этого, лишь инструменты в руках «шайтана войны». Кавер-версия известной композиции Джеймса Брауна (можно сказать, черной легенды американской поп-индустрии) «This Is а Man’s Man’s Man’s World» («Это мужской, мужской, мужской мир!) от UZ JSME DOMA & RANDY из альбома «Moravian Meeting» («Моравская встреча», 2020 год) проносит через весь спектакль идею доминирования воинственного, разрушающего начала на Земле. Сама песня еще в оригинале представляет собой смешение блюза, джаза, соула и рока. В новой же аранжировке она звучит еще более современно и агрессивно. В то же время в рамках спектакля – саркастично по отношению к тем, кто мнит себя «героем»: так жалки и низки помыслы Яго, так несоизмерим талант полководца Отелло с его неспособностью контролировать собственные эмоции и поступки в личной жизни. Голограмма «шпиона», который «включается» во время совещания в военной ставке – еще один пример авторской иронии.

Как известно, в постмодернистской культуре ирония является методом косвенного мышления, способом постижения истины и средством, благодаря которому существующие истины ставятся под сомнение. Маскулинность этого мира подвергается авторами спектакля изощренному «троллингу». Отелло – образец мужественности,  но как им легко манипулировать.  Он принимает видимость за сущность и потому так глубоко ошибается. И сколько таких «заблудших» среди нас, кому внушают, что черное – это белое, а белое – это черное, кто перебирает клавиши фортепиано или аккордеона (оба инструмента фигурируют на сцене)  и не осознает, что ему отведена роль марионетки в очередной постановке кукловода.

Спектакль представляет собой яркий образец «новой драмы» и выполнен в эстетике авангардно-постмодернистского искусства, в котором смешаны жанры, стили, эпохи, языки, культуры… Интересный ход –  языковой микс: герои переходят с чеченского языка на русский и наоборот, причем совершенно неожиданно, как будто спонтанно, потому что топос и хронос условны, а темы вечны, и нет им границ, не существует для них ни времени, ни пространства, ни национальности… Звучат песни на английском, русском, немецком языках… Яго напевает «Аве Мария» на немецком языке – еще один элемент авторской иронии, отсылка к немецкоговорящему Мефистофелю из «Фауста» Гете, а сама католическая молитва к Деве Марии, именуемая также «Ангельским приветствием», в устах Яго звучит кощунственно, подчеркивая его цинизм. Вся ткань спектакля «напичкана» подобными аллюзиями, зрителю остается лишь «считывать» посылаемые знаки в меру своей эрудиции и мировоззренческих установок. Не случайно на театральных подмостках появляется Дама-сигнальщица. 

Оригинальным решением является выполнение игровой зоны сцены в форме трапеции, которая к тому же находится под наклоном. Фигура трапеции представляет собой усеченный треугольник и действует на подсознание зрителя, визуально отталкивая и раздражая своим несовершенством, ведь до полного треугольника ей не хватает вершины. А трапеция под углом и вовсе сигнализирует об отклонении от нормы.

Стоит отметить работу художника по костюмам Ф. Сельской, поскольку одежда героев точно соответствует замыслу режиссера и представляет собой, во-первых, эклектику стилей и эпох, во-вторых, встроена в общий символико-пластический образ спектакля: роскошный костюм Венецианского дожа эпохи Возрождения (Амран Джамаев), особенно впечатлила знаменитая парчовая шапка дожа в форме рога – символ власти и церемониальный атрибут. Белое кашемировое пальто Дездемоны и алое, как артериальная кровь, платье перед кульминационной сценой убийства вполне могли бы встретиться нам в современных итальянских бутиках. Эмилия, ставшая вольно или невольно соучастницей преступления, предстает в красном пальто, которое могло бы стать трендом этой весны с учетом геополитических обстоятельств. Черные солнцезащитные очки Отелло, скрывающие от него истинное положение вещей, и очки для зрения, которые не помогли слепцу разглядеть истину. В сценографии спектакля множество деталей, концентрирующих внимание зрителей на безумии происходящего действа.

Стоит отметить и созданный Хавой Ахмадовой образ служанки Дездемоны – Эмилии, жены Яго, ставшей орудием в руках коварного змея-искусителя. Актрисе в этой роли удалось передать внутреннюю борьбу в душе героини, находящейся в сложных отношениях со своим мужем и мечущейся между добром и злом. 

В цветовой палитре «Отелло» доминирует символика белого, красного, желтого и синего цветов, причем не только в одежде. Брачное ложе,  ставшее саваном Дездемоны, кипенно-белого цвета. Ее белый платок в руках Яго приобретает кроваво-красный оттенок. Тюрбан Бьянки (антипода Дездемоны), сыгравшей не последнюю роль в стечении трагических обстоятельств, – алый.

 Синий воспринимается как спокойный и сильный цвет. Он призван расслаблять и приносить ощущение мира и гармонии. Бескрайнее небо, глубокий океан, прохлада и свежесть – это ассоциации, которые у человека вызывает синий. Дездемона в синем жакете с двумя рядами пуговиц на манер военно-морской парадной формы, на Отелло голубая рубашка. Синяя полоса поднимается над сценой, символизируя сначала небо Венеции, затем Кипра, мировую гармонию, а также половодье чувств, в котором растворились Дездемона и Отелло.

В сценах, в которых Отелло постепенно сходит с ума, поднимается полоса желтого цвета. Как известно, желтый – это цвет безумия. Именно желтый цвет, по многочисленным исследованиям, вызывает даже большее возбуждение, чем красный. Больные шизофренией предпочитают желтый цвет, под действием галлюциногенных препаратов люди рисуют желтые картины.

Багровая полоса опускается на фоне интриг Яго, убеждающего Отелло в неверности молодой супруги и предвещает кровавую развязку драмы. Также на фоне красной полосы провокатор напевает «Аве Мария», играя в руках белым платком Дездемоны.

Черная полоса в финале трагедии зловеще ассоциируется со смертью, но бегущая по ней строка со словами «Нет сил смотреть…», завершающая спектакль, резко снижает заданную патетику, низводя трагедию до уровня гротеска, являясь прямой издевкой и над современными реалити-шоу, и над сентиментальным зрителем, сопереживающим героям.

Что ж, данная постановка являет собой яркий образец так называемой «актуализированной классики», то есть классики в современном прочтении, с большими отступлениями, более заточенными на современного зрителя. Вечные темы находят свое переосмысление, привычные декорации изменяют форму, а неординарное видение режиссера помогает раскрыть новые грани нетленного произведения. Эксперимент удался? Эксперимент удался.

Автор: Лидия Довлеткиреева, к.ф.н.